"без названия"

В возрасте семи лет он увлекся катанием на поездах. Уроки в начальной школе заканчивались довольно рано, домой идти не хотелось, ведь там его никто особенно не ждал, и он вместе с подобными ему, лишенными родительской опеки ребятами, спускался к линии железнодорожных поездов, дожидался подходящего состава и лихо крепился к сцепке меж грузовых вагонов, пока состав шел на тихом ходу. Шальной ветер в лицо, скоро мелькающие картины городского пейзажа, жуткая, громыхающая дорога через мост, где далеко по низу воды реки, зимой – широкой белой ленты льда, летом – напористо бегущей вперед, извивающейся и разливающейся, в островках зелени, теплой, зовущей. Весною и летом ребята иногда спрыгивали незадолго до моста на довольно удобную полянку перед насыпью, покрытую мягкой травой, пологую; там вольготно, не спеша, расставшись с удобно, к месту сбавлявшим ход поездом, им можно было перекатываться вниз, чуть под углом к удаляющимся вагонам. Затем тонкой тропинкой следовало пройти ближе к круче, слететь вниз по жаркому песку, и тогда уж можно загорать и плавать. Обратно возвращались той же безрассудной дорогой: вверх по песчаной горе; на удобной мягкой площадке отловив услужливо сбросивший ход грузовой, весь в мазуте, пыли и копоти, груженый то ли балками, то ли лесом, то ли гравием, то ли углем, состав, выбрав нужную сцепку или повиснув смелым образом на какой-то податливой то ли лесенке, то ли подножке. Работники железнодорожных служб пытались их ловить и наказывать, но до поры все шло гладко: смельчаки были защищены высокой скоростью, с которой они пролетали мимо свистящих и машущих им вдогонку станционных смотрителей, но кто решится на полном ходу стягивать с поезда прилепившегося к вагону нарушителя? Так и проскакивали мимо. Возвращаясь к дому, спрыгивали задолго до родных окрестностей: иначе и на знакомых с соседних улиц или, еще пуще, с родного двора налететь недолга. Напрямки, через линии, люди частенько ходили: двор прилегал к путевой территории, до ближайшей транспортной остановки, считай, – пятнадцать минут, а через рельсы к метро – десять. Поэтому лихие хитроумные казачки заранее выбирали удобную ложбину для спуска, обычно где карликовый семафор сигналил ярким светом, давая команду к притормаживанию. Мелюзга скатывала с насыпи, гордо отряхивалась и шла домой неспешно, нагулявшись и наслушавшись стука колес, и наигравшись с ветром и с опасностью вдосталь. Встречным знакомым уклончиво отвечали:

- Здесь, рядом, на прудах гуляли.

Хотя и до тех-то было сравнительно далеко. Но за пруды так сильно ругать, они понимали, их никто не станет.

Последнее из их безумных катаний пришлось на позднюю осень, когда ноябрь удивил резким температурным скачком вниз, дороги сильно приморозило, а поутру сверху летала мелкая белая пыль. Но второклашки уговорились заранее: в пятницу уроков было до смешного мало, и возможность долгой разудалой прогулки напрашивалась сама собой. Мальчишки скоро сбежали к насыпи и остановились в ожидании подходящего поезда. Мерзнуть пришлось, к сожалению, совсем недолго, иначе ребята, легкомысленно одетые не по погоде, вскоре разошлись бы по домам. Но тут огни семафора плавно перемигнули, предвещая появление ладных, груженых топливом бочонков-вагонов. Состав был не в меру длинным, перемежался вагонетками с углем, сцепок всего около пятидесяти, шел неторопливо, будто бы покачиваясь. Мальчики подтянулись ближе и примерились, к которой из вагонеток удобнее крепиться. И вот, как принято говорить у парашютистов, «первый пошел», за ним второй, третий. Алешка был завершающим. Он лихо примостился на лесенке одного из чернявых бочонков и был неприятно удивлен резкому запаху гари и мазута, что на морозе ощущались как концентрат. В летнее время поезда так не пахли, в пыли да на солнце они купались в облаке гари, такой теплой, почти домашней, обдуваемые свежим ветром, разносящим родной пыльный запах на долгие метры вокруг. Но теперь ветер, кажется, ничего никуда не разносил. Он лишь упрямо саднил лицо, а ладони – те просто неприятно примерзли к ледяному боку вагона. Эх, сюда бы шапку-ушанку да зимние теплые сапоги на плотной рифленой подошве, да кожаные, с шерстяным исподом славные перчатки, да пехору с цигейковой подстежкой, что ли? А так, в скользких кедах и легкой куртенке нараспашку далеко не уедешь. Хорошо, хоть прокатиться уговорились только до моста. Хватило бы до него терпения: пальцы раскраснелись и одеревенели. Куртку, к сожалению, было не застегнуть: одинокая ладонь в любой момент ненароком могла соскользнуть с ледяной планки. Ветер упрямо бил в лицо, и опять, как ранним утром, завьюжило снежною пылью. Пролетела мысль: «Как же мы прошлой зимой ездили? Без неприятностей, вроде. Гарь, конечно, стояла столбом, но не так зловеще, как сегодня». Предчувствие скорой беды охватило и уже не отпускало от себя. Скорее бы мост да ровная перед ним «посадочная» площадка, а уж как обратно добираться? Попробовать обыкновенным транспортом? В тепле… Или раньше, перед лесом спрыгнуть, покуда далеко не отъехали. Но там везде насыпь крутая, больно опасная. Издали, как родной, долгожданный, показался мост. Его самого еще не было видно, но было его предчувствие; лес уже проскочили, и виделось по окрестностям: яркий розовый забор какой-то фабрики с тонкими белесыми трубами и одной крупной кирпичной. Отовсюду валил дым – не тянул вниз, а уходил ровно вверх, как при сильном морозе. Затем переезд и крики смотрителя. «Сегодня я бы с радостью бросился к тебе в объятия» – отметил Алешка про себя, но на таком ходу это было, конечно, нереально. Ладно, скоро мост и наша «посадочная» земля. Но обратно – только городским транспортом.

Первым спрыгнул Санек. На довольно удобную площадку. Но неприятно: голыми ладонями, в короткой куртяшке на мерзлую, чуть придернутую тонкой снежной пеленой, землю. Прокатился под углом к ползущему составу и замер. Тут же почти рядом с ним оказался Димчик, а вот третий их приятель так и не появился: что-то произошло. Ребята как во сне видели, что он беспомощно барахтается меж угольных вагонеток и катится мимо их родной «посадочной полосы». Вскоре к ним присоединился Алешка, тот сильно ударился оземь лицом, больно расцарапал ладони и надорвал в локте курточку. Но все это было бы ничего, если бы дикий, безумный сон взял и закончился: их третий друг все болтался меж вагонами и неровными движениями неумолимо сползал вниз, утягивался под колеса, к рельсам.