(И опять быль.)
О чем этот рассказ? Как было замечено в тексте, он не о школе, не о друзьях-товарищах, это - рассказ о любви. Но чтобы это понять, надо его прочитать. |
 |
- А-расскажи-мамочка-еще-что-нибудь-опять! - Ладно, не шуми. Вот тебе, слушай. И замечталась.
…А зима тогда была, и преснежная. Сон на вечер как придет, то до утра самого, до рассвета не отпущает: светает поздно, в тот момент, когда уже перевязан шапками, в пальто, в сапоги посажен, да с портфелем по сугробам скрепишь – торопишься в школу. Сонная еще, дремота тянет назад, но шевелиться, поспешать надо. Идем. Впереди – великан. Сильный смелый мужчина. Бодрый, крупными шагами ступает. Видимо, выспался. Две малышки за ним – с соседских домов одноклассницы, черные по снегу кляксочки: - И-что-ты-думаешь-по-чтению-стихи-задали? - Стихи-и? - Ну! А-ты-разве-что-не-выучила-что-ли?! Ну-ты-даешь-ну-па-ап! Па-ап! Великан-то и оглядывается: - Что произошло? Что? - Что! Катя-то-стихи-то-и-не-выучила! Про войну! Что по чтению задали! - Вот велика беда. Пусть твои стихи учит. Пока до школы дойдем, все-то и запомнится. Давай повтори ей вслух. И портфели мне ваши отдайте: со свободными руками легче учить. - Так ты, Кать, повторяй да слушай: они не сложные, про войну-то стихи. Нам любой, на выбор задавали. Я простой, «Три товарища» выбрала. Михалков написал. И заспешила: - Жили три друга-товарища В маленьком городе N. Были три друга-товарища Взяты фашистами в плен. - А ну повторять давай! Катька взбодрилась, сон как рукой сняло. Стихи и вправду не сложны были. Веселее по снегу сапоги заскрипели, дружно строчкам в такт: - Стали допрашивать первого, Долго пытали его. Умер товарищ замученный, Но не сказал ничего! Повторяй за мной! Не сбивайся! - Светочка, не торопи ее. Вспомни про себя, как ты сама вчера учила? - В маленьком городе N… В маленьком городе N… У пришкольных сугробов стихи оказались заучены. Великан вернул кляксам сумки, дочку по плечу потрепал, Катьке пару добрых слов напутственных произнес и смешался с туманами белого снега. Три урока пролетели, как сон золотой. Наступило чтение. Строгая учительница серой курицей нахохлилась, подбоченилась: - Ну! Что вам всем задано было? Правильно, стих учить. К доске, Архипов! Посмотрим, что ты выучил. Рассказывай. Архипов, первый по алфавиту ученик, что стойкий оловянный солдатик, пружинисто из-за парты вскочил, у доски стойку «смирно» принял и, как на параде, задекламировал: - Стихи о войне! Сергей Михалков! «Три товарища!» Катька с подружкой через два ряда переглянулись. Во рту вдруг запахло манною кашей – по языку все крупинками пошло. Архипов уверенно проговаривал их стихи. И откуда он их только выудил, спрашивается? Стойкий второклассник-солдатик превратился вдруг в страшного неприятеля – во врага, путавшего всю их честную, товарищескую игру: еще за урок условились, что первая, кого к доске вызовут, стихи, как есть, прочтет, а вторая – недоумение да оскорбленную маску сыграет, моя, мол, находка, а читана… Архипов тем временем набирал высоту – подступал к кульминации: - Третий товарищ не выдержал. Третий язык развязал! «Ты его и развязал», - упало внутри у первых двух. Сидели они теперь, каждая, сощуривши глазки. И не замечали… В классе набухала какая-то странная оскорбленная тишина. - Молодец, Архипов! Пять! К доске – Астафьев! Толстенький, неряшливый мальчик-увалень бочком из-за парты вывалился, но к столу не пошел, дохленьким голоском с места приговаривать начал: - Стихи про войну? «Три товарища?» Сергей Михалков написал? Жили три друга? Товарища? В маленьком?.. - В маленьком! Так ты что же, те же стихи выучил?! – Первой учительницы голос был и грозен, и сердит, и было в нем что-то страдальческое – вот, как бы, досада какая – нет в жизни новостей, одни повторения, одна только синяя школьная форма. Астафьев съежился продырявленным мячиком, по лбу расплылись серые тени. И кто только выдумал, что у детей нет морщин? Выдохнул печально, безвопросительно: - Да. Те же. - Ну ладно, ладно. - Она взяла себя в руки, мягко улыбнулась и набралась терпения. Остальное товарищ-Астафьев прочел уже без запинки. Пять баллов, румяный круглый шар уверенно катится к своей парте. В классе нарастает странная тишина – гул. - Белецкая?! Что задавали?! – Голос звенит, новостей требует. А, была, не была! Пропадать так с музыкой. Катька уверенно встает: - Нонна Иммануиловна! Я те же стихи выучила! - Да ну! - И недоверчиво седыми завитушками покачивает. - Ну что же, рассказывай. А и декламировать Катька мастер – громко, как первый ученик, будто стихи эти она сама три дня по квартире искала, будто она их с бабушкой вместе учила, будто она… И не видит – весь класс на нее обернулся, и все шире глаза, и гул, гул! - Ну, неси дневник, пятерка! Доробрякова! - Я - те же стихи! – это уже не смешно.

Впрочем, смешно. Сорок два ученика морщатся и тщательно рты зажимают: тишина должна быть образцовой…
- Ма-ам! Так вы – что, выходит, всем классом одни стихи выучили? - Н-ну! И заметь, каждый из своих сборников. В учебнике этого поэта и в помине не было! - И что дальше? - Н-ну! Что тут началось! Лес рук! Абсолютно все звались к доске, не стесняясь. Кто из двоечников – стихи заучивали прямо на слух и – отвечали, а сидящие рядом, чуть что не в такт, им подшептывали. Отличники – аж нараспев – «Шла Маша по шоссе» - скороговоркою пятерки получали. Учительница только рукою правой, как космонавт махала: - И ты, что ли, «Три товарища» учил? И ты? И ты учила? Сорок два ученика сплотились единою массой. Каждый сквозь общий смех лучшую отметку зарабатывал. Только трое, выучив нечто иное, из общего настроя выпали. А и классная к зениту урока нечто неладное почувствовала-засомневалась: больно цыплятки ее чирикают хорошо. Неужто все к уроку готовы? Быть такого не может! И принялась за дознание согласно законам военного времени: - Ну-ка тише! Ти-ши-на! А скажи-ка ты мне, мой голубчик, из какой это книжки ты стих этот взял? Но не тут-то и было: дети заправскими партизанами отвечали каждый что-то абсолютно свое: - Серенькая книжка такая. - Михалкова стихи? - Нет, разных поэтов. - Книжечка темно зеленая. Маленькая. Вот как пол-учебника. - Ой! А у меня дома такая же. Ну надо же! Курица недоверчиво крутила головой. Скрытый подвох чувствовала. Иным бросала: «Завтра книжку принесешь», но в ответ слышала бодрое согласие. А цыплята под шумок незаметно перешептывались, друг друга обнадеживали: - Если спросит, синяя, говори. - У меня такой нету… - Ничего, я завтра принесу. Ты покажешь, а она и не заметит. - Точно синюю? Правда принесешь? Не забудь только! - Точно-точно принесу. Большую, тяжелую. Прям сейчас, как домой вернусь, в портфель положу. А она и не заметит! - Страшно как! - Не боись. На войне как на войне. Звонок грянул внезапно, в таком переполохе его никто не ждал. К раздевалке спускались, шумно топая, в сорок две глотки крича: Их! Закопали! За городом! Возле! Разрушенных! Стен! И, одеваясь, каждый еще бормотал полу про себя, полувслух: Вот как погибли товарищи. Вот как погибли товарищи… Солнце бледно светило сквозь равнодушную простынь облаков. Снег слабо туманился, покрывая лицо колкими краешками. Домой возвращались самостоятельно, хорошие отметки облегчали путь, и мороз вскоре больше не чувствовался. - А здорово твой папа стихи придумал учить. - Он у меня вообще очень хороший, и сильный, и добрый! И на санках меня катает быстро-быстро, и сказки читает. И вообще у меня скоро братик будет или сестренка. - Она немного помолчала и затем продолжила: - Хочешь тайну? Только клянись – никому не говори. Как на войне, ладно? Он и не папа мне совсем. Он не родной, он мне отчим. - Не родной?! - Ох, только не говори никому! - Не родной? И белым-бело от белых сугробов стало и таинственно тихо, безмолвно. И затем разом все перевернулось: о чем, вы думаете, этот рассказ? О товарищах-друзьях? О школе? О войне? И тысячу раз нет. Он о любви, о той настоящей любви–преданности, о заботе и нежности, благодаря которым изо дня в день в течение долгих пяти лет провожал в школу мужчина-великан не только свою падчерицу-дочь, но даже ее школьную подружку. Тому уже тридцать лет прошло, а все идет ровным шагом в глазах моих высокий сильный человек. В его руках обувные мешочки с портфелями, а следом подпрыгивают две разноцветные кляксочки.


|